Третья глава «О заблуждениях и истине» Луи Клода де Сен-Мартена
Ars Magia. Ars Theurgia Ars Thaumaturgia

Третья глава «О заблуждениях и истине» Луи Клода де Сен-Мартена

 

 

 


 

<<<НАЗАД |  ОГЛАВЛЕHИЕ «О ЗАБЛУЖДЕНИЯХ И ИСТИНЕ» ЛУИ КЛОДА ДЕ СЕН-МАРТЕНА | ДАЛЕЕ>>>

 


 

О заблуждениях и истине,

или

Воззвание человеческого рода ко всеобщему началу знания.

Луи Клода де Сен-Мартена

 

Глава III

 

 

Взаимная связь заблуждений

 

Если бы возможно было, чтоб одно Заблуждение не было всегда источником бесчисленного множество других Заблуждений, не уважил бы я опровергаемых здесь мною, касающихся до Начала и Законов Вещества; ибо как сих вещей познание невеликой важности, то превратное понятие о них не может само по себе быть весьма вредным. Но в настоящем положении вещей сии Заблуждения так между собою связаны, как и самые Истины; и как наши доводы противу ложных человеческих рассуждений взаимно друг друга подкрепляли, так и человеческие мнение о телах и выведенные из оных слабые заключения, возымели действительно весьма пагубные для людей следствия, ради того, что связаны существенно с вещами высшей степени.

 

Когда люди в рассматривании частных тел смешали Вещество с Началом Вещества, И заблудились таким образом при первом шаге, то не в состоянии уже были ни открыть истинной сущности Вещества, ниже усмотреть Начала, которые поддерживают его и подают ему действие и жизнь. Слияв таким образом сии две Натуры, из которых состоит вся стихийная область, Не пришло им и на мысль исследовать, нет ли еще отличной высшей Натуры.

 

В саом деле, мы видели ясно, что они впали в сию порочную обоюдность, или приписывать Началу границы и подлежательность Вещества, или отдавать Веществу права и свойства Начала его. И так, приняв Начало тел и грубые оных части за одну и ту же Вещь, легко могли по таким же рассуждениям сии тела и их Начало смешать с Существами Натуры, независящей от Вещества.

 

Таким образом, преходя от степени на степень, учредили между всеми Существами всеобщее равенство, и следуя их мнению, надлежит согласиться, что или Вещество есть само причина всего, что производится, или, что причина, дающая Веществу действие, не более разумом одарена, Как и Начала, Примеченные нами в Веществе; что все равно. Ибо приписывать Веществу столь великие свойства, какие они приписывают, есть возвещать, что оно все содержит в себе; когда же оно содержит в себе все, какая же нужда, чтобы разумное Существо бдело над ним и управляло им? Понеже оно может управлять само себя. И что же тогда будет сие разумное Существо, если не дают ему люди познания и действия над Веществом? А лишить его сея власти, Не есть ли уже лишить и разумения? Понеже находиться будут под ним вещи, неведомые ему, и о которых оно понятия не может иметь.

 

Вот сколь в тесном круге хотели было неведущие люди заключить наши познания и просвещение!

 

Я знаю, что многие из них усмотрели вредные следствия начальных своих положений, И прилепилися к оным не столько по убеждению и склонности, сколько по неосторожности; но тем не менее достойны они хулы за то, что подверглись таким безрассудным мнениям. Человек ежеминутно склонен к заблуждению, а особливо, когда один осмеливается устремлять взро на такие вещи, Которые познавать препятствует мрачность его темницы. Но при всем его недостаточестве есть Заблуждения, которых не избегать ему неизвинительно. Из числа таковых и сии, о которых тепень речь идет; и когда бы творцы сих систем, принявши в помощь утвержденные нами положения, Присоединили к тому искренность, то не возможно бы было им найти в них никакого правдоподобия.

 

Мог бы я основать мои доказательства на вышепоказанной мною разности Существ чувствующих и Существ разумных, и на доводах, которыми я открыл, что самые изящные способности Существа телесного не могут вознестися выше чувственности, как то и показал и в Животных, занимающих первый ряд между тремя Царствами Натуры; потом, сличив движения и течение Животных со способностями другого рода, которые столь ясно видим в человеке, Не могли бы мы усомниться, разумное ли Существо человек; равным образом не могли бы отрицать, чтоб не было и других Существ, одаренных сею же способностию разумения; понеже мы видели, что человек в нынешнем состоянии ничего собственного не имеет, а должен ожидать всего отвне, даже до малейшей своей мысли.

 

Сверх сего вспомня, что в сообщаемых человеку отвне мыслях находятся такие, которых не может он не признать противными своему естеству, и еще такие, которые сходны с оным, и что обоих сих родов мыслей не может здравый рассудок приписывать одному и тому же Началу, мы бы уже довольно сим доказали бытие двух Начал, которые находятся вне человека, и, следовательно, вне Вещества; понеже оно много ниже человека.

 

Права существ разумных

 

Все сие сообразя, говорю я, не могли бы мы отнять разумения у сих двух Начал; понеже во время нашего наказания, которое мы ныне терпим, чрез них только и ощущаем наше разумение. Но ежели сии Начала разумны, то надлежит им быть сведущим и иметь понятие о всем, что ниже их; ибо без сего не пользовались бы они ни малейшею способностию разумения; если же они сведущи и имеют понятие о всех вещах, которые ниже их, то не возможно, чтобы каждое из обоих, яко Существо действующее, не занималось оными, и не старалось или разрушить их, ежели оно злое Начало, или соблюсти, когда оно доброе Существо.

 

Чрез что могли бы мы легко доказать, что Вещество стоит не о себе едином, но надлежит в нем же самом искать доводов, чтобы опровергнуть мнение, которым приписывается ему действительность, существенно принадлежащая Натуре его.

 

Мы утвердили уже, что Начала Вещества, как всеобщие, так и частные, заключают в себе жизнь и долженствующие от оной произойти способности телесные. К сему присовокупили мы и то, что, не смотря на нерушимое и природное сие их свойство, сии Начала не могли бы никогда ничего произвести, Если бы не были подвизаемы и согреваемы от противудействия огненных внешних Начал, долженствующих приводить в движение способности их по силе его двйственного Закона, Которому покорено всякое телесное Существо, и который властвует над всеми действиями и рождениями Вещества.

 

О начале движения

 

Сие уже без сомнения есть знак слабости ли подвластия в Начале телесного Существа, что имея в себе жизнь, Не может ее само собою произвести в действие. Однако и то несомненно, что сие Начало жизни, врожденное в зародыше всякого телесного Существа, Превоходит внешние огненные Начала, которые устремляют на него токмо простое вспомогательное протиоводействие, и не могут сообщить ничего существенного бытию его. Когда же сии огненные Начала гораздо ниже Начала жизни, подверженного противудействию их, то тем менее могут они самих себя привести в действие.

 

Тщетно было бы перебирать весь круг обращения телесных Существ, чтобы найти первое Начало сего действия; и если бы кто после сего изыскания сказал, что сии Существа поелику взаимано противудействуют друг другу, то не имеют нужды в иной какой причине для приведения в действо свойств, Находящихся в них, тот принужден был бы допустить, что было же первое движение от инуды сообщено сему их кругу, В котором они заключены; ибо самые действительнейшие Начала телесные не могут ничего сделать без противудействия иного Начал, то как же сии, которые ниже их, могут обойтися без сего противудействия? Из сего явствует, что в какой бы точке круга ни полагаемо было первое действие, но при всем том необходимо надобно было начаться сему действию.

 

Пусть Примечатели отвечают мне искренно, Могут ли они теперь себе предствить, что сие начатие действия находится в Веществе, и точно принадлежит его Натуре; и не доказывает ли оно напротив Физическим образом, что оно с самого происхождения своего находится в зависимости по силе оного непреложного Закона, по которому Начало вседневного его воспроизведения зависит от стечения и содействия другого Начала?

 

Тем более нельзя им сомневаться о сей Истине, что средства, употребленные ими к опровержению ее, служат более к ее утверждению. Положи, говорят они, такое и такое-то Вещество вместе, тотчас приметишь, что они закисают, согнивают и дают некое произведение; но ежели бы сии Вещества могли сами друг ко другу приближиться, нужно ли было бы совокуплять их силе посторонней? И так если сии частные составы не могут производимы быть без помощи посторонней руки, то ко всеобщему составу не то же ли потребно? Ибо он по естеству своему не отличен от прочих частей Вещества, ничем их не превышает и не может состоять под иным Законом.

 

Движительная причина Натуры

 

И так могу, кажется, справедливо возвестить необходимость Причины разумной, действующей самой собою, которая бы сообщила Веществу первое действие. Как она же сообщает оное беспрестанно и в его последственных деяниях воспроизведения и возрастения, и по всех его делах, являемых нашему взору? Не только нельзя себе представить, чтобы Вещество не получило своего происхождения от Причины, котроая вне ее, но видим, что и ныне необходимо нужна ему Причина, котроая бы непрестанно управляла действиями его, и что Вещество не могло бы жить и стоять ни единой минуты, ежели бы оставлено было самому себе и лишено было бы своих Начал противудействия.

 

Наконец, ежели нужна была Причина к тому, чтоб дать первое действие Веществу; ежели и ныне и всегда нужна помощь сея Причины для содержания его; то нельзя представить себе Вещества, Не представя купно и Прчины оного, которая учиняет его тем, что оно есть, и без которой не может оно существовать ни одной минуты; и как не могу представить в уме образа тела без воржденного Начала, Произведшего оной, так не могу представить себе деятельности тел иВещества без Причины Физической, но невещественной, действующей и разумной купно, которая выше Начал телесных, и которая дает им зримые мною в них движение и действие, которые, однако, знаю я, не принадлежат им существенно.

 

Сие двольно может нам изъяснить все правильные Явления Натуры, у которых признавши начальницей и путеводительницею высшую Причину, коей не можем не приписать разумения, будем взирать на порядок и точность, царствующие во Вселенной, как бы на плоды и естественные следствия разумения сея Причины.

 

Тогда ничто в Натуре не приведет нас в изумление, все ее дела и даже разрушение Существ явятся нам быть просты и сообразны Закону; ибо смерть не есть ничтожество, но действие; и время, которое составляет сию Натуру, не что иное, как цепь и последование действий, иногда творительных, иногда же разрушительных. Словом, можем надеяться во всей вселенной находить везеде знаки и свительетсльва Премудрости, создавшей и содержащей оную.

 

О неустройствах Натуры

 

Но сколько сия Истина ощутительная уму человека, столько часто поражен он бывает превратностями и беспорядком, которые усматривает он в Натуре; кому же приписать сии противности? Сей ли Причине действующей и разумной, котроая есть истинное Начало совершенства телесных вещей? НО сего нельзя никак о ней подумать; да и само себе противоречит, чтобы сия мощная Причина действовала купно для себя и против себя.

 

Сие безобразное зрелище да не умалит нашего высокого о ней мнения и даж не ослабит нашего к ней почитания. Из сказанного нами о двойственном Законе умственном, то есть о противуположности двух Начал, должны мы уже знать, кому приписывать можно зло и беспорядки Натуры, хотя здесь еще не место говорить о побуждениях, которые ведут их к таковым деяниям.

 

Но детское недоверие к сим Истинам немало препятствует нам преуспвать в наших познаниях и в просвещении; оно главная причина Заблуждений, к которым приведены люди своими выдумками о сих вещах и неосновательностию всех умствований своих, которыми они толкуют Натуру вещей.

 

Причина отличная от вещества

 

Если бы они тщательнее рассмотрели оные два разные Начала, Которых не могли не признать, увидели бы разность и противуположность их способностей и действий; увидели бы, что зло есть чуждое Началу добра; действует своей собственною силою над временными произведениями сего Начала, с которым оно в единое место заключено; но не имеет никакой действительной силы над самым добром, Которое носится над всеми Существами, поддерживает немогущих стоять о себе. И оставляет по воле действовать и защищаться тех, которым дарована от него свобода. Увидели бы они, говорю, что хотя Премудрость расположила вещи так, что зло чатсо бывает поводомк добру, однако ж тем не менее зло в то мгновение, как действует, бывает зло, и потому ни коим образом не возможно его действия приписать Началу Добра.

 

Сие могло бы нам послужить новым доводом о неосновательности систем человеческих и утвердиться более в наших правилах, что не иначе можем себе начертать точное понятие о Существах, как различая истинное естество и истинные свойства их. Но время возвратиться к нашему предложению.

 

Когда наши теперешние примечания о Законах, управляющих произведением тел, Показали нам необходимость Причины высшей и разумной; когда мы уже видели, что два действователя нижние, то есть Начало первое, врожденное в сменах, и Начало второе, от которого бывает противодействие, сами собою не довольны к произведению малейшего образования тела: то самая Натура и Разум поучают нас сим Истинам, и не позволяется уже иметь о них сомнения.

 

Однако я должен подкрепить сие учение простым примечанием, которое прибавит еще более силы и важности. И так заметим, что Причина действующая, высшая, всеобщая, временная, разумная, И потому имеющая познание и управление нижайших Существ, имеет в них влияние, которое без сомнения до бесконечности в наших глазах увеличится, когда приметим, что ее действием все телесные Существа восприяли первоначальный их образ, и ее же действием содержатся и воспроизводятся, как и не престанут оным же действием содержаться и воспроизводиться во все продолжение времени.

 

Способности столь мощного Существа должны конечно простираться на все дела, им управляемые; оно долженствует быть таково, чтобы могло над всем надзирать и начальствовать, то есть обымать все части своего творения.

 

О Причинах временных

 

И так должны мы предполагать, что оно же само начальствовало при произведении и той сущности, котроая служит основанием телам, так как потом оно же управляло и образованием ее, и что могущество его и разумение простирается как на естество тел, так и на действия, произведшие их. Просто будучи в естестве своем и действии, долженствует подобно всем простым Существма являть свои способности везде в одинаком виде; и хотя есть различность между произведением зародышей Вещества и произведением образов, от них произшедших, однако не воможно, чтобы Закон, обоими управлявший, был различный, иначе и действия были бы разные; что совсем противно тому, что мы доселе приметили.

 

Ибо мы выше сего показали, что те сущности, или стихии, из которых тела вообще составлены, суть числом три. Чрез число три явлен Закон, управлявший произведением стихии. И так надлежит и тому Закону, который управлял и управляет телесностию сих самых стихий, явить себя чрез число трех. Сие сходство, или подобие, открывается нам сначала из того, что простого Существа и действия должны быть простые; но когда строжайшее исследование и самый опыт утвердят единообразность сего Закона, тогда будет оное для нас совершенно несомненным.

 

Не признавать зримого явно сей разумной Причины действия над Существами, немогущими стоять без нее ни единой минуты, есть, в самом деле, осквернять то понятие, которое иметь о ней должно. Ибо смешивать сию разумную Причину с нижайшими причинами всех деяний и всех произведений телесных есть то же, что и отвергать ее, и точно предавать Вещество единому правлению сих причин и сих действий нижних.

 

Но мы видели, что сии нижайшие причины и действия суть числом две, то есть, одна врожденная во всех зародышах, а другая, которая происходит от второго действователя, которой необходимо потребен во всяком деле воспроизведения телесного. Теперь да рассмотрят паки, не справедливо ли я утверждал, что невозможно быть никакому произведению чрез сии две причины, когда они оставлены собственной токмо их силе.

 

Ежели они равны силою пребудут в недействительности; ежели одна другую превышает, то высшая преодолеет нижнюю и уничтожит ее; и тогда останется только одна, которая может действовать.

 

Но мы твердо уверены, что одна причина не довольна к образованию никакого телесного Существа, и что сверх действия, или Начала, врожденного всем зародышам, потребно необходимо другое вспомогательное действие, дабы привести оное Начало в движение, равно как и то нужно, чтобы сие вспомогательное Начало не преставало действовать во все продолжение действования врожденного Начала. Уверены мы, говорю, что без стечения схи двух причин, или сих двух действий, невозможно никакому телесному Существу родиться, восприять надлежащий тела вид и сохранять свою жизнь: но при всем том ясно видим, что сии две причины, оставлены будучи собственному их действию, ничего не произведут; ибо которая-нибудь, Преодолев другую, останется одна.

 

Не показывает ли самое дело, что необходимо нужно сей третьей Причины присутствие и разумение к управлению сими двумя нижними, к содержанию между ими равновесия и взаимного вспоможения, на которых основан Закон телесной Натуры.

 

И так довольно мне повторить здесь вышесказанное. Я доказал, что есть Закон, По которому все Начала тел покорены противодействию иных тел и Начал вторых; не легко ли из сего Примечателям признать двух различных действователей, которые нужны к устроению тела всякого Существа, имеющего образ. Потом показал я, что без высшей и разумной Причины сии два нижайшие действователя не могут дать телу ни малейшего образа; понеже потребно им первое действие, которого в них самих не могли мы найти.

 

О всеобщем Тройственном Числе

 

И так доказано, что необходимо надобно быть во временности действователю высшему, и понеже все нам показывает, что есть Причина физическая, невещественная и разумная, Начальствующая над всеми делами, которые Вещество нам являет, то все сии совокупные доводы долженствуют твердо убедить нас. Прейдем к тройственному числу, чрез которое сия Причина явила в Стихиях свой Закон.

 

Знаю, что не скоро в том со мною согласятся, что я признаю не более трех Стихий, когда все вообще полагают четыре. Удивятся многие, услыша, что я говорю только о земле, воде и огне, умалчивая о воздухе. И так я должен изъяснить, для чего надлежит в самом деле допускать три только Стихии, и для чего воздух не в числе их.

 

Натура показывает, что в телах находится три только измерения; три только возможные находятся разделения во всяком Существе, имеющем протяжение; три только находятся фигуры в Геометрии; три способности, врожденные во всяком Существе; три только мира временные; три только степени очищения человеческого, или три степени в истинном В. К. Словом, в каком ни рассматривай виде сотворенные вещи, нигде не можно ничего найти сверх трех.

 

Когда же сей Закон повсюду с такою точностию усматривается, то для чего же находиться ему и в Стихиях, которые суть основание тел? И как бы ему в содействиях Стихий явиться, когда б сами они не были покорены ему? И так надлежит здесь сказать, что самая тленность тел показывает леность и основания их, и противоречит тому, что сущность их поставляют в четырех Стихиях; ибо если бы состояли они из четырех стихий, то были бы нетленны, и мир был бы вечен; но как они составлены токмо из трех, то для того и не имеют бытия постоянного; понеже не имеют в себе Единицы. Сие весьма ясно для тех, которым известны истинные Законы числе.

 

И так когда выше сего доказано, что Вещество несовершенно и разрушимо, то необходимость велит полагать сию рушимость в сущностях, составляющих Вещество, и что число его не может быть совершенное; понеже само Вещество несовершенно.

 

Не могу я здесь не остановиться и не предупредить смятения, в которое могут мои изражения привести многих. Я именую число три тленным и гиблющим; что же будет сие тройственное число, всеми столь благоговейно чтимое, что многие были народы, Которые далее трех и не счисляли?

 

Я объявляю, что никто вящее меня не чтит сего священного тройственного числа; я знаю, что без него ничего бы того не было, что видит человек, и что познает; я засвидетельствую, что по моему мнению оно от века существовало и будет существовать всегда, и нет ни единой во мне мысли, которая б сего мне не доказывала; отсюда же почерпну я и ответ на настоящее возражение, и дерзну сказать моим собратиям, что сколь ни чтят они сие тройственное число, не понятие их, которое имеют о нем, гораздо ниже того, какое должно бы иметь; я советую им быть осторожными в своих рассуждениях о нем. Наконец, то весьма истинно, что три находятся в едином; но быть не может едино в трех без того, чтобы таковое единое не было подвержено смерти. И так мое положение ничего не нарушает, и я без опасения могу признать, что недостаточество Вещества основано на недостаточестве числа его.

 

Советую еще паче моим читателям различать священное тройственное число от тройственного числа действий во временных и чувственных вещах; несомненно, что тройственное, употребленное в чувственных вещах, рождено, Существует и поддерживается высшим тройственным; но как обоих способности и действия ясно друг от друга отличены, то не возможно будет понять, каким образом сие тройственное есть неразделимо и выше времени, когда вздумать судить о нем по оному, которое находится во времени; и как одно сие позволено нам познавать на сей земли, то я, в сем сочинении о другом почти ничего и не упоминаю.

 

И для того противно было бы моему намерению, если бы захотел кто выводить заключения из вышесказанного мною, и относить их, каким бы то образом ни было, к сему высочайшему предмету моего почитания, Разве токмо для вящего уверения о превосходстве и неразделимости сего священного тройственного числа. Обратимся к Стихиям.

 

О Воздухе

 

Я сказал, что Воздух не в числе Стихий; понеже в самом деле нельзя почесть особливою Стихиею грубую сию жидкость, которою мы дышим, которая разширяет, или сжимает тела, чем больше, или меньше бывает напоена водою, или огнем.

 

Но без сомнения в сей жидкости есть Начало, Которое должны мы называть воздухом. Но оно несравненно действительнее и сильнее, нежели Стихии грубые и земные, из которых тела составлены; что подтверждают бесчисленные опыты. Сей Воздух есть произведение Огня, не сего вещественного, Нам известного, но Огня, который произвел Огонь и все вещи чувственные. Одним словом, воздух необходимо нужен к содержанию и жизни всех стихийных тел. Он не может пребывать долее их; но не будучи, как они, Вещество, не может быть Стихиею; и следовательно справедливо сказано, что не может он входить в составление сих самых тел.

 

Какое же имеет он дело в Натуре? Не убоимся сказать, что ему поручено сообщать Существам телесным силы и качества сего Огня, который их произвел. Он есть возница жизни Стихий, и его только помощию поддерживается их бытие; ибо без него все бы круги возвратились в центры, из которых они проистекли.

 

Но надлежит примечать, что в то же время, как он содействует содержанию тел, бывает также главным орудием их разрушения; и сей всеобщий Закон Натуры не должен уже нас удивлять: ибо двойственное действие, составляющее телесный мир, научает нас, что не может одно из сих действий властвовать иначе, как с утратою другого.

 

Для сей-то причины, когда Существа телесные не всеми своими частными силами пользуются, нужно их предохранять от Воздуха, Ежели желает кто соблюсти их в целости. Для сего-то рачительно укрываемы бывают все раны и все язвы, из которых бывают такие, для исцеления коих не требуется иных лекарств, как защита от действия Воздуха; для сего также Животные всякого рода ищут покрова, когда хотят спать; понеже во время сна Воздух сильнее над ними действует, нежели во время их бодрствования, когда все силы их готовы сопротивляться его нападению и еще обращать оное к сохранению своего здравия.

 

Если кроме сих свойств Воздуха желает кто яснее видеть его превосходство над Стихиями, то довольно ему заметить сие, Что когда Воздух сколько можно рачительно отделен от тел, то сохраняет всего свою силу и свою упругость, сколь ни насильственные и сколь ни продолжительные бывали бы производимы над ним опыты; для сего должно признать его невреждаемым, а сие не приличествует ни одной из Стихий, которые разрушаются тотчас, как только разлучились друг т друга; и так для всех сих купно причин должно его поставить выше Стихий и не смешивать с ними.

 

Однако могут здесь мне сделать возражение: хотя и не полагаю Воздуха в сисле Стихий, но почитаю нужным к содержанию тел, и продолжение бытия его не долее их поставляю; сие самое необходимо, кажется, прибавляет еще одно Начало к составу телесных Существ; и так Стихии не будут троякие, как я прежде утвердил. Потом, исследывая сходство, поставленное мною между Законом составления тел и числом сил, строящих тела, могут заключить, что надлежит также умножить и число сих действующих сил.

 

Без сомнения. Есть Причина превыше трех мною упомянутых временных Причин; ибо она и управляет ими и сообщает им их действие. НО сия Причина, властвующая над прочими тремя, являет себя нашим глазам чрез явление их. Она заключила себя во святилище, непроницаемомо всем Существам, Покоренным временности, и ее обитель, как и ее действия, суть совершенно вне чувственности; и потому не можем ее включать в число трех Причин, употребленных к действиям образования Вещества и ко всякому другому временному действию.

 

Сие-то не позволяло нам допустить Воздух в число Стихий, хотя они купно с телам, от них рождаемыми, не могут жить без него ни минуты. Ибо хотя действие его необходимо нужно к содержанию тел, однако сам о не подвержен телесному зрению, так как подвержены прочие тела и Стихии. Наконец в раздроблении тела видим образом находим Воду, Землю и Огонь; и хотя несомненно знаем, что есть тут и Воздух, однако никогда не можем его видеть; понеже действие его есть иного чина и ной степени.

 

И так всегда находится совершенное подобие между тремя действиями, нужными к существованию тел, иь между числом трех Стихий, составляющих тела; ибо Воздух в рассуждении Стихии есть то, что первая и господствующая Причина в порядке действий временных, творящих тела. И как сия Причина не смешивается с тремя действиями, о коих теперь говорим, хотя и управляет ими: так и Воздух не смешивается с тремя Стихиями, хотя и оживотворяет их. И так мы основательно можем допустить необходимость сих трех действий, равно как не можем не признать и трех Стихий.

 

Разделение тела человеческого

 

При сем случае намерен я войти в некотроые подробности в рассуждении всеобщих отношений сих трех Стихий к телам и способностям тел: сие покажет нам путь к открытиям другого рода и послужит к вящему подтверждению всех начальных моих положений.

 

Анатомисты имеют обычай разделять Тело человеческое на три части, то есть Голову, Грудь и нижнюю часть Чрева. Без сомнения, сама Натура показал им сие разделение, и тайным побуждением сами они оправдают то, что я намерен сказать о числе и разных действиях трех разных Начал стихийных.

 

Во-первых, находим, что в Чреве содержатся и обработываются Начала семянные, потребные к произведению человека. НО как известно, что действие меркурия (ртути) есть основание всякого вещественного образа, то и нетрудно увидеть, что Чрево, или нижняя часть Чрева, представляет нам точное изображение действия Стихии меркуриальной.

 

Во-вторых, Грудь заключает в себе сердце, или средоточие крови, то есть Начало жизни, или действия тел. Но известно, что огонь, или сера есть начало всякого произрастения и всякого произведения телесного; и так довольно ясно сим показывается отношение Груди, или второго Чрева к Стихии серной.

 

Что касается до третьей части, или Головы, она содержит в себе источник и первоначальную сущнсоть Нерв, которые в одушевленных телах суть орудия чувствительности: но известно, что соли также свойство есть делать все чувствительным; из чего ясно видеть можно совершенное сходство между их качествами; и так Голова имеет неоспоримое отношение к третьей Стихии, или к соли, что весьма сходно с учением Физиологов и о месте и источнике нервозной жидкости.

 

При всем том сколь ни правильны сии разделения, и сколь ни справедливы их отношения к трем Стихиям, весьма бы ограниченное должен иметь зрение тот, кто не усмотрел бы в них нечто более. Ибо кроме того, что Голова содержит в себе Начало и орудия чувствительности, не можно ли увидеть, что она еще снабдена всеми органами, которыми животное может различать вещи полезные себе, или вредные; и потому особенную имеет должность соблюдать в невредимости свое Неразделимое? Не усматривается ли также и в Груди, что кроме средоточия крови находится еще вместилище воды, или сии ноздревые части внутренности, которые собирают воздушную влагу, и ее сообщают огню, или крови, дабы умерять ее жар?

 

И так не нужно было бы прибегнуть к Голове, чтобы найти наши три Стихии; можно бы видеть ясно все три в нижних двух частях. Что же касается до Головы, то хотя она и стихийная, однако увидели бы, что она и стихийная, однако увидели бы, что она как по ее орудиям, которыми она снабдена, так и по месту своему господствует над ними, занимает средоточие треугольника и содержит его в равновесии. Сим способом избегли бы мы сего всеобщего заблуждения, которое смешивает высшее с нижним и действительное со страдательным; ибо различность сих свойств начертана ясно даже и на Веществе. Но сии познания столь высоки, что не могут быть открыты всем.

 

Сего-то не усмотрели Анатомисты; ибо, отлучив свою Науку от всеобщей связи Знаний, Как учинил человек и с прочими науками, вздумали, что можно рассматривать тела и части тел каждое в особенности, и уверили себя, что выдуманные ими разделения не имеют никакого отношения к Началам высшей степени.

 

Однако в показанном мною разделении нашли бы они ощутительное изображение четвертого числа, то есть того, без которого нельзя ничего познать; понеже, как увидим в следующем, оно есть всеобщая эмблема совершенства.

 

Но теперь я ничего более не скажу о сем числе, дабы не удалиться от моего предложения; довольно и упомянуть о нем, а предложу иные Истины, относительные к расположению разных Начал стихийных в Теле человеческом, равно как и во всех прочих Телах.

 

Человек, зеркало Науки

 

Когда Примечатели с такою ревностию желали познать происхождение вещей, то напрасно было искать оного вне себя и отдаленности, а надлежало бы обратить взор на самих себя: Законы собственного тела показали бы им и те Законы, которые родили все, что родилось: увидели бы они, что происходящее в груди их противобствие серы и соли, или огня и воды, поддерживает жизнь Тела, и что ежели которого-нибудь из сих действователей не станет, то и Тело перестает жить.

 

Потом, примерив сие примечание ко всему, что имеет телесное бытие, познали бы они, что сии два Начала противоположностию своею и сражением составляют жизнь и обращение телесное всея Натуры; и сего довольно было бы знать; человек имеет в сбее все средства, равно как и все доказательства Наук; ему нужно только рассмотреть самого себя, чтобы узнать, как произошли вещи.

 

Гармония Стихий

 

Но надлежит также приметить, что сим двум силам, столь враждебным между собою, необходимо нужен посредник, который был бы преградою их действиям и препятствовал бы взаимному их одолению; ибо иначе все бы уничтожилось. Сей посредник есть Начало меркуриальное, основание всякого телесного состава, с которым совокупясь оба прочие Начала, стремятся к единой цели; он, везде с ними неотступно пребывая, принуждает их действовать по предписанному порядку, то есть производить и содержать образы Тел.

 

Ради сей гармонии тело животных ощущает безболезненно действование воды чрез Легкое и действование огня чрез кровь; понеже тот Закон, коего блюститель есть меркурий, Правит сими действиями и размеряет пространство их.

 

Ради сей же самой гармонии земной шар приемлет действие жидкостей чрез поверхность свою, а действие огня чрез центр свой, не ощущая от того никакого в себе неустройства; понеже тот же Закон и землею управляет.

 

Нет нужды повторять, что сии два примера показывают, что свойство жидкости есть умерять жар огня, который бы без сего вышел из пределов, как и видим пример в волновании крови животных и во всех изрыганиях подземного огня. Ибо нельзя не почувствовать, Что когда бы сии разные огни не умеряемы были жидкостию, проникающею до самого центра, то не было бы границ действию их, и они воспламеняли бы попеременно все Тела и всю Землю.

 

Ради сей-то причины животное дыхает, а земля подвержена приливу и отливу своей водяной части; ибо животное дыханием принимает в себя жидкость, которая орошает кровь его, сверх той жидкости, которую он в пище и питии принимает. И земля приливом и отливом принимает во все свои части влагу и соль, нужную к орошению ее серы, или Начала ее растения.

 

Ошибки примечателей

 

Не говорю я, каким образом растение и минералы получают свою влагу: понеже они совокуплены с землею, то естественно должно им получать пищу и разварение оные от своей матери; ибо откуда им взять воду для своего орошения, которая бы не земле принадлежала?

 

Оставим здесь наших читателей делать сравнения со всем тем, что сказано им было о Причине, действующей и разумеющей; пусть примечают, что ежели все исходит от единые руки, то уповательно, что Закон разумный и Закон телесный одинакое течение имеют каждый в своей отделенной части и в деле, ему собственном. Пусть они познают наконец, что ежели везде есть летучее, надлежит быть и неподвижному, дабы удерживать первое. А мы между тем не престанем показывать, для чего столь изычные сравнения почти всегда забвенны были от Примечателей.

 

Для того, что не токмо не распознали они действователей и Законов в двух различных отделениях Существ, но не усмотрели даже, как выше мы сказали, действоавтелей и Законов различных в том же отделении; что разлучая все вещи и исследывая кадую порознь, видели их одинакими и отделенными, и не были столько мудры и разумны, дабы подумать об отношениях их с другими вещами.

 

Например, они еще не изобрели довольного изъяснения приливу и отливу, о коих я недавно говроил, от того единственно, что не отстали от вредной привычки расскать науки и рассматривать каждое Существо в особенности.

 

О законах Натуры

 

Ибо ежели бы не отняли они у Вещества Начала его и не перемешали обоих; ежели б от сего самого Начала не отлучили Закона высшего, действительного и разумного; временного и физического, Которой долженствует направлять все его течение; увидели бы что никакое телесное Существо не может обойтися без сего Закона; следственно, и Земля, как и все тела, состоит под ним; увидели бы, что над сею Землею является существенно могущество двойственного Закона, неотменно нужного к бытию всякого Существа, телом вещественным одаренного.

 

Но из прежде реченного знаем, что один из сих двух Законов существенно содержится в Начале телесном всякого Существа, Имеющего образ, всеобщего или частного; а второй отвне приходит: и так надлежит сему второму Закону быть вне Земли, как и вне всех тел, хотя он необходимо нужен к бытию ее, также и к бытию их.

 

Таким образом и здесь, как в двояком движении сердца, находящегося во животном человеке, усмотрим присутствие двух Действователей, тесно сопряженных между собою, управляемых Причиною физическою высшею, и являющих поочередно свое действие, ощутительное для телесных глаз. Известно, что сие явление сил их имеет сходство с четырьмя переменами Луны, во время которых огненное солнечное действие изличает силу свою на соляную часть вселенной.

 

Хотя сих двух действователей познаем мы токмо из их ощутительного действия, равно как и Начала тел познаем только по их телесному произведению, или по внешнему их оболжению; при всем том неизвинительно сомневаться о их силе; понеже дела их показывают ее неосопримым образом.

 

И так сие явление прилива и отлива есть не иное что, как деяние в большем виде представленное сего двойственного закона, которому всякое тело вещественное неотменно покорено.

 

К сему присовокуплю и то, что понеже мы видим в течении и во всех делах Натуры толикую правильность и чувствуем притом, что телесные Существа, ее составляющие, не могут иметь разумения: то надлежит заключить, что находится во временности рука мощная и просвещенная, правительница их, рука действующая и поставленная над ними от столь же Истинного Начала, Как она сама; следственно, нетеленная, саможивотная, и что Закон, истекающий как от нее, так и от оного Начала, Есть правило и мера всех Законов, действующих в телесной Натуре.

 

Стези Науки

 

Знаю, что сколь ни ясны сии истины, но поелику они вне чувств, то трудно им получить доступ к Примечателям, мне современным; ибо они, Погрузяая в чувственных вещах, потеряли чувствительность к тому, что не есть чувственное.

 

Но как путь, избранный ими конечно меньше доставляет им просвещения. Нежели показуемый мною, то не умолкну советовать им, чтобы причины чувственных вещей искали они паче в Начале их, а не Начало в вещах чувственных; ибо ежели ищут Начала Истинного и существенного, то как можно найти его в наружности? Ежели ищут Начала неразрушимного, то как найти его в том, что есть составное? Одним словом, ежели ищут Начала саможизненного, то как найти его в существе, Имеющем жизнь зависимую, которая должна кончиться, как скоро временное дело ее исполнено?

 

Но я одну только вещь скажу сим упрямым Искателям химер: ежели непременно желают они, чтобы чувства их понимали, то да начнут прежде искать чувств говорящих; ибо сим единым средством можно снискать им разумение.

 

Сей довод после будет у нас начальным положением; он даст уразуметь человека истинный способ достигнуть тех познаний, которые должны быть единственною целию их желания: а между тем не обленимся взглянуть на некоторые части Натуры, которые наилучшим образом могут доказать Примечателям достоверность тех различных Законов, котроые мы им предлагаем; здесь они сами собою убеждены будут в Истине тех Причин, котроые выше их чувств; понеже увидят, что течение их начертано на чувственных вещах ощутительным образом.

 

О Меркурии

 

Меркурий, как я выше сказал, есть вообще посредник огня и воды, которые, как враги непримиримые, не могли бы никогда согласно действовать без посредствующего Начала; понеже сие посредствующее Начало, заимствуя от естестве обоих, когда их разлучает, в то же время и сближает друг с другом; и таким образом направляет их свойства к пользе телесных Существ.

 

И так в Натуре, равно как в частных телах, есть Меркурий воздушный, который отлучает происходящее из земляной части огонь от жидкости, долженствующей излиться на поверхность Земли; понеже прежде падения сей жидкости воздушный Меркурий очищает ее и располагает так, чтоб она сообщила Земле благие токмо свойства; от чего рождается благотворное качество росы и ее превосходство над недром дня и над туманом, которые оба суть жидкости, худо очищенные.

 

По причине сего всеобщего свойства Меркурий во всех телах держит средину между двумя враждебными Началами, огнем и водою, исполняя в произведении тел и в составлении то же дело, какое Причина действительная и разумная исполняет во всем, что существует, содержа в равновесии два Закона действия и противудействия, на которых состоит Вселенная.

 

Доколе Меркурий занимает сие место, дотоле благосостояние частного Существа невредимо; ибо сия стихия умеряет общение огня с водою: когда же напротив оба сии Начала получают способ преодолеть, или разорвать свои узы, и сойдутся, тогда сражаются всеми природными своими силами, и производят величайшие неустройства и разорения в Существе, Которое из них составлено; понеже в борьбе их непременно надлежит одному преодолеть другого и разрушить равновесие.

 

О громе

 

Гром есть совершеннейшее для нас изображение сей истины. Известно, что он рождается от сояных и серных испарений Земли, котроые, извлечены будучи из природного их жилища действием солнца, а земным огнем наружу изгнаны, Подымаются в воздух, где Меркурий воздушный вбирает их в себя и облипает, Подобно как в произведенном чрез искуство порох уголь проникает и оболакивает собою серу и селитру.

 

В сем случае Меркурий воздушный не помещает себя меж двух Начал, составляющих пары; потому что слишком был бы он действующ, находяся в сем месте, а притом, будучи высшей степени, нежели они, не может с ними вместе составлять единого тела. Но он оболакивает их и заключает в себе по природному стремлению сжимать себя в сферический и круглый вид и по неотлучному его свойству все связывать и все обымать.

 

К сему же имеет он и другую способность весьма примечательную, то есть, делиться непостижимым нам образом, так что самый малейший шарик из сих соляных и серных паров находит себе в его частицах довольное вместилище. Сие-то собрание шариков производит облака, или матку перунов.

 

Но как в сем рождении грома не можем мы не познать наших вух действователей, совершенно отличенных друг от друга, то есть соли и серы, и сверх того изображения высшего действователя, или сего воздушного Меркурий, который связывает двух первых: то ясно видим, что необходимо нужны все сии разные сущности для произведения какого-либо состава; и сие показывает нам единое Вещество.

 

Но того недовольно, что мы находим здесь истинные знаки всех Начал, на которых учреждены всеобщие Законы Существ; надлежит еще найти их в разных действиях и в многоразличности произведений, которые рождаются от смщения сих стихийных Сущностей.

 

Примем теперь в рассуждение громовые облака, яко соединение токмо двоякого рода паров, то есть земных и воздушных; но ежели бы не было такой силы, котроая бы разгорячила их и привела в закисание, То никогда не увидели бы мы воспаления их. И так необходимо надлежит допустить внешний жар, который сообщился бы двум веществам, заключенным в Меркуриальном вместилище, и который бы разделил с треском все соляные и серные шарики, находящиеся в сих облаках; сей жар есть ощутительное свидетельство всех Начал, Которые мы прежде утвердили, и которые легко могут читатели снести с теперешним предложением.

 

Но дабы тем удобнее учинить им сие, не бесполезно будет рассмотреть разные свойства соли и серы, которые оказываются в громовом ударе; ибо чрез сие можем подать некоторое понятие о двух главных Законах Натуры, поелику соль и сера суть органы и орудия сих двух Законов.

 

Внешний жар действует, как мы уже видели, на Вещества, составляюище тучу: разоряет меркуриальный их покров, который по естеству своему способен к разделимости, проникает до внутренности двух Существ, и зажигает серную часть, которая отражает и отдаляет сильно соляную часть, коея присоединение было противно истинному ее Закону и делало болезнь в Натуре.

 

При таком вспыхе Меркурий раздробляется в столь мелкие части, что все, что заключал он в себе, выходит опять на свободу; сам же после сего совершенного разрешения упадает с жидкостию на поверхность земли; и для того-то дождевая вода больше имеет свойств, нежели прочие воды, понеже она более упоена Меркурием; а сей Меркурий гораздо чище Меркурий земного.

 

И так вся сия перемена производится на прочих двух сущностях, то есть на тех, которые в Натуре телесной суть знаки двух Законов и двух Начал бестелесных. И потому все в громе проихсодящие действия основаны на разных смешениях сих двух Веществ.

 

В самом деле известно, что огонь, будучи Начало всякого действия стихийного, собирает пары земные и небесные, из которых составляет перун; он же приводит их в кипение, и потом раздробляет их; и так огню должно приписать рождение и возжение перуна.

 

Что касается до шуму, Происходящего от возжжения перуна, оный не иному чему приписать можно, как ударению соляной части о столбы воздуха; понеже огонь сам по себе не может издавать шуму; что легко видеть можно, когда он действует на свободе; и хотя огонь есть Начало всякого стихийного действия, однако ж ни одно из сих действия не было бы чувствительно в Натуре без соли: цвет, вкус, запах, звук, магнитная сила, электрическая сила, свет, все сие показывает себя и является чрез нее: для сего то не можем сомневаться, чтобы она не была также орудием и громового шуму; поелику чем более Вещество перуна напоено соляными частями, тем сильнее его и сверканье.

 

Не можем также сомневаться, что соль вместе втечение в цвет молнии, которой белее бывает, когда соль господствует, нежели когда сера преизобилует.

 

Наконец столь справедливо то, что соль есть орудие всех чувственных действий, что перун опаснее тогда бывает, когда изобилует солями; понеже возгарание его, будучи сильнее, производит удары крепче и разорения ужаснейшие.

 

Впрочем, сие возгарание от изобилования соли бывает почти всегда в нижней части облака, как в грубейшей, менее подверженной жару, и следовательно способнейшей к замерзанию, от чего и бывает град.

 

Напротив, когда перун изобилует серою, гремение его не бывает столь резко и отрывисто, молния красного цвету, и огнь редко досягает до нас своим действием; понеже тогда обыкновенно вспыхивает вверху по причине слабости сея части облака, и по природному свойству огня стремится вверх.

 

Для того-то думают, что при всяком ударе падает перун на землю, хотя не всегда имеем очевидное тому доказательство. Для сего также, зная вещества, из коих перун можно узнавать, на которую часть земли может он пасть, понеже всегда он стремится к сходственным себе веществам; однако ж нельзя определить той самой точки, на которую упадет; ибо для сего надобно совершенно знать путь его стремления; но в сражении и борьбе всех сих разных веществ направление пути переменяется ежеминутно.

 

Здесь ясно видим дело двойственного действия Натуры. При всем том все разные сии ударения, толико беспорядчные во наружности, ежели рассматривать их ближе, Равно как и все прочие действия телесные, представляют нам постоянный Закон Причины, правящей ими; паче же в сем стремлении веществ грома к веществам, им сходственным, сия причина являет свое могущество и свойство.

 

В самом деле, если бы перун стремился к такой части зменой, в которой бы мог он потерять свое сообщение с воздушными столбами, напоенными теми же веществами: то бы стремление его пресеклося и он бы угас в точке падения своего, когда бы сотлело все вещество его. Для сей-то причины перун никогда не поднимается вверх, ежели упадает в глубокие воды; ибо тогда пресекается свободное сообщение его с Воздухом, и он там не находит сходственных себе веществ.

 

Но когда путь его стремления идет по воздушным столбам, отягченным веществами, ему сходными, тогда пробегает он их с большим, или меньшим усугублением сил своих, по количеству встречающейся ему сходной пищи. И так может он посредством всех сих столбов, из коих состоит атмосфера, Проложить весьма быстро разные дороги, и даже весьма противуположные друг другу: равно как должен отвратить свой бег, когда найдет противные себе вещества, или такое место, где воздух не имеет исхода; понеже таковый воздух, будучи непроницаем, делает ему непреодолимое сопротивление; словом, он не прежде остановится, как не найдет уже более веществ для своего питания; и когда, кажется, уже пресекается его течение, ежели встретятся новые вещества, сходные ему, воспринимает новые вещества, сходные ему, воспринимает он силы свои и производит новые действия.

 

Вот от чего течение его кажется быть столь непорядочно и вообще столь непонятно; однако нельзя отрицать, что и в самой сей неправильности есть Закон; понеже все Начала, доселе показанные, свидетельствуют о том, и все их произведения являют его: и так нет минуты, в которую бы сия Натура себе самой была оставлена, и в которую бы она могла сделать хоть один шаг без сей Причины, которая поставлена управлять ею.

 

Я скажу только одно слово к тому, о чем мы теперь только говорили. Вообще думают, что кто увидит молнию, тому не опасен громовой удар. Посмотрим, какого вероятия достойно сие мнение.

 

Ежели бы в воздухе был один только столб и однажды бы возигался перун, то по истине, кто увидел молнию, тому не опасен был бы удар, который с нею сопряжен; ибо Время небесное столь скоро, что не может быть примечено на Земли.

 

Но как воздушные столбы, отягченные веществами, сходными перуну, бывают в не малом числе, то можно избежать от вспыху первого столба и не избавиться второго, ниже всех тех, которые полсе усмотренной уже молнии воспалятся; понеже перун не прекратит своего бега, покамест встречать будет столбы, удобные к его питанию.

 

Предохранительные средства от грома

 

Тогда человек, Который усмотрел первое блистание молнии, напрасно почтет себя в безопасности, доколе не обойдет молния всего ряда вспыхов предлажающих ее.

 

Однако ж то правда, что сие мнение не без основания, и по некоторому отношению нельзя его оспаривать; ибо не бывает молнии без вспыху, а тем паче не бывает вспыху без молнии; а как между ими нет почти никакого расстояния времени, в которое может человек поражен быть от первого вспыху, или от последнего: то явственно, что он не увидит сверканья того вспыху, коего ударом поражен будет.

 

Сии примечания натуральные сколь сами по себе ни маловажны, однако показались мне весьма способными, Чтобы начертать человеку повсемественность того Начала, к которому должен он прилепляться, ежели желает знать: к сему примолвлю только то, что из всего того, что я предложил, читатель легко дознается, каким средством предохранять себя от грома. Оно состоит в том, чтобы пресечь столбы воздушные всякого положения, то есть и горизонтальные и перпендикулярные и прогнать к краям устремление перуна; ибо тогда находяся в средоточии, нельзя опасаться, чтоб оной приближился.

 

Не скажу я причины сему, дабы не отступить от моей обязанности; пусть читатели сами изыскивают ее; я же прошу их размыслить о том, что прочитали о разных свойствах и действиях Стихии, равно как и о Законах, Правящих ими, хотя оные по наружности кажется быть в величайшем неустройстве; они без сомнения заключат из сего, что хотя не могут усмотреть Причин и действователей, блюстителей сих Законов, однако не возможно отрицать существования их. Станем продолжать наше исследование, и докажем самым человеком действительное бытие Причин высших, или отменных от чувственного.

 

Отношение Стихий к Человеку

 

Выше сего учиненные показания о сходстве трех Стихий с тремя разными частями тела человеческого, могут относительно к человеку иметь изъяснение высшее и достойное члеовека, Которое тем паче должно быть ему приятно, что прияпо относится к его Существу, И покажет ему различие способностей его чувственных и способностей разумных, или лучше сказать, способностей его страдательных и способностей действительных.

 

От неведения сих вещей большею частию люди впали во все Заблуждения о собственном их естестве; и ради того, что не усмотрели они весьма явных неравностей, не имеют еще первых понятий о Существе своем.

 

Заблуждения главные

 

Ибо истинная причина, по которой они почли себя подобными скотам, есть без всякого сомнения та, что не различили они разных своих способностей. И так смешав способности Вещества со способностями умными, Не познали они в человеке более, как единое Существо, а потому и единое токмо Начало и единое естество во всем, что существует: таким образом человек, Скоты, камни, вся Натура, для них суть одинакие Существа, отличные друг от друга токмо по составу и расположению органов своих и по наружному образу.

 

Не повторю я здесь того, что при начале сего сочинения уже сказал о разности врожденных действий в Существах, равно как и о разности всего Вещества и его Начала; из чего можно было ясно видеть, сколь много те заблуждали, которые смешали все сии вещи. Но прошу моих читателей приметить со вниманием, что происходит в скотах, которым приличествует, как и человеку животному, разделение их образа на три различные части, и рассмотреть, не может ли нам каждое из сих трех отделений показать способности, точно разные, хотя и одному Существу они принадлежат, и хотя все имеют целию и концем своим вещественность.

 

О весе, числе и мере

 

Кому, в самом деле, не известно, что все учреждено по весу, числу и мере? Но вес не есть число, число не мера, и мера не есть ни которое из первых. Да будет же мне позволено сказать, что число есть то, что рождает действие; мера есть, что учреждает его; и вес то, что производит его. Но сии три слова хотя могут вообще ко всему быть прилагаемы, однако без сомнения не долженствуют то же значить и в Животном и в Человеке, одаренном умом: но тем не менее, ежели три части тела Животного основаны на сих трех Началах, должны мы найти их отношение к каждой части.

 

Посредством органов, находящихся в голове, Животное приводит в движение Начало своих действий; почему и должно отнести число к сей части тела.

 

Сердце, или кровь, способно бывает к чувствованию, больше, или меньше сильному по мере силы и по сложению тела животного; а как пространством сего чувствования определяется и пространство действия в чувственной части; для того мера приличествует второму отделению тела животного.

 

Наконец чрева дело есть, по силе кроткого Закона Натуры, разваривать пищу в желудке, а в недрах приготовлять семена возродительные. Для сей причины вес должен относиться к сей третьей части, которая купно с прочими двумя составляет существенно всего животного.

 

Понеже мы не можем не почувствовать разного свойства сих троякого роду действий, то необходимо должно признать существенную разность и между способностями, являющими оные. Притом не можем отрицать, Что сии разные способности вмещены в одном Существе; и посему нельзя не признаться, что хотя сие Существо составляет единое неразделимое, но тем не менее явствует, что в нем не есть все одинаково, что способность возрастать не есть так, которая делает его чувствительным; а сия не есть та, Которою Существо производит и исполняет свои действия по мере своей чувствительности, и что каждое такое деяние имеет на себе свой знак отличительный.

 

Различные действия в Животном

 

Пренесем сие примечание и к человеку: мы чрез сие можем предохранить его от ужасного того замешательства, в которое тщатся ввергнуть его. Ибо ежели примечено уже, что в человеке вес, число и мера представляют способности не токмо разные между собою, но бесконечно выше тех, которые в Веществе чрез сии три Закона нам явлены; то по справедливости можем из сего заключить, что Существо, одаренное таковыми способностями, весьма разнствует от Существа телесного; а познав сие, неизвинительно будет смешивать одно с другим.

 

Всяк легко согласится на то, что три упомянутые разделения могут приложены быть к человеку в отношении к телесным его действиям, как и ко всякому Животному; ибо человек в сей части есть Животное. Может он, как Животные, помощию органов, в голове находящихся, являть свои способности и дела Животные. Он ощущает, подобно им, чувствования в сердце, И также, как они, ощущает в чреве те действия, которым по телесным Законам покорены все Животные, ради своего сохранения рождения.

 

И так в сем разумении вес, число и мера принадлежат ему столь же существенно и точно так, как всякому другому Животному.

 

Но после сего невозможно уже сомневаться, чтоб сии три знака не имели в человеке и таких содействий, кокковых ни малейшего следа не представляют все свойства Вещества.

 

Различные действия в Разумном

 

Ибо во-первых, хотя мы согласились, что все мысли нынешнего человека приходят к нему отвне, однако ж нельзя и в том спорить, что внутреннее деяние и сознание сих мыслей происходит внутрь его и независимо от телесных чувств. В сих внутренних деяниях найдем мы совершенное изображение сих трех знаков: веса, числа и меры; откуда уже потом истекают все деяния чувственные, на которые человек решится по силе своей свободы.

 

Первый из сих знаков есть число, которое прилагаем мы к мысли, яко Начало и подлежательное, без которого никакое последующее деяние не могло бы состояться.

 

После сей мысли находим в человек волю добрую, или злую, и которая одна есть мерило его поведения и сообразности с правосудием; чего ради приличнее всего кажется сей воле второй знак, или мера.

 

В-третьих, от сей мысли и от сей воли рождается деяние, сходственное с ними; и сему деянию, как плоду оных, должно приложить третий знак, или вес. Однако ж, сие деяние бывает внутри человека, как и мысль и воля: правда, что в последствии рожаедтся от него деяние чувственное, которое представляет взору телесному порядок и течение всего того, что происходило в разуме; но понеже союз внутреннего сего деяния с происшедшим от него чувственным деянием есть истинное таинстве члеоевка; для того не могу я далее о нем говорить, не наруша скромности и не подвергаясь опасности; и хотя после, когда буду рассуждать о языках, поговорю и о сем, однако с осторожностию.

 

О двух Натурах Человека

 

Но сие не препятствует признать со мною во внутреннем, или разумном человеке весь, число и меру, изображения Законов, на котроых все основано; и хотя признали мы также сии три знака и в Скоте, однако всячески отсережемся сравнивать Скота с Человеком; понеже в Скоте не действуют они далее и не могут действовать, как токмо над чувствами; в человеке же напротив действуют над чувствами и над разумением, но так, как свойственно каждой из сих способностей, и притом относительно к степени, какую одна перед другою занимает.

 

Если кто упорно отрицает сии две способности в Человеке, то я прошу его обратить только взор свой на самого себя, и он увидит, что разные части его тела, в которых являются сии способности, суть явные показатели разнствия сих способностей.

 

О двух универсальных Натурах

 

Когда Человек желает рассматривать вещь умственную; когда намеревается решить какое затруднение: не в голове ли тогда происходит вся его работа?

 

Когда же напротив рождается в нем чувствование, какого бы свойства оно ни было, и от какого бы побуждения ни произошло, от разумного, или от чувственного: не в сердце ли тогда оказывается всякое движение, Всякое волнение, всякие ощущения радости, удовольствия, Печали, боязни, любви и всех страстей, какие быть в нас могут?

 

Не чувствуем ли также, сколь действия, Происходящие в каждой сей части нашего существа, Противны друг другу; и ежели бы они не связаны были высшим союзом, то сами по себе были бы непримиримы?

 

Явная сия разность долженствует паки убедить человека, что в нем есть больше, нежели одна Натура.

 

Если же человек, не смотря на свое состояние отриновения, находит еще в себе Натуру выше чувственной и телесной; для чего же не хотеть ему допустить подобную Натуру и во всеобщем Чувственном, но также отличную и превосходнее Вселенной, хотя и поставленную над сею единственно для управления.

 

Обиталище души телесной

 

Отсюда же научимся, что должно думать о вопросе, который беспокоит вообще людей, то есть: в которой части тела обитает Начало действительное, или душа, и в каком месте назначено седалище всех ее деяний.

 

В Существах телесных и чувственных действующее Начало находится в крови, которая, как огонь, есть источник телесной жизни; посему, сообразуясь сказанному нами о разных способностях Существ, не можем мы спорить, что главное его обиталище в сердце, из которого простирает оно свое действие во все части тела.

 

Не должно здесь препинаться возражением тех, которые говорят, что ежели душа телесная в крови, то должно ей разделяться на части и убывать, когда животное теряет часть своей крови; ибо утратою крови ослабевает токмо действие души, поколику теряет она средства своего действования; но сама ни малого не терпит повреждения; понеже, будучи простая, необходимо должна быть неразделима.

 

И так то, что называем смертию тел, есть не иное что, как совершенный конец сего действия, которое лишается своих помощников, как то бывает в болезнях, от истощения сли происходящих; или стесняется, как то бывает в мокротных болезных; или наконец чрезмерно делается свободным, и чрез того прекращенным и прерванным, как то бывает при уязвлениях членов, необходимо нужных к жизни тела.

 

Обиталище души разумной

 

Хотя и утверждаю я, что жизнь, или душа телесная находится в крови, однако должен примолвить и то, что кровь есть нечувствительна. Сие замечание может показать человека разность между способностями Вещества и способностями Начала Вещества, И не допустить их смешивать два Существа столь различные.

 

Поелику человек подобен животным жизнию его телесною и чувственною, то все, приписуемое действующему Началу животному, может ему приличествовать относительно токмо к сей его части. Но что касается до его Начала разумного, как оно не сотворено обитать в Веществе, то весьма ошибаются люди, когда ищут жилища его в Веществе, И назначают ему обиталище недвижное и узы, взятые от составов телесных, будто частица Вещества нечистого и тленного может служить оградою Существу сей природы.

 

Гораздо достовернее можно сказать, что оно, яко Существо невещественное, не может, как токмо с невещественным же Существом иметь союз, или сродство, а со всяким другим Существом общение его есть невозможно.

 

Связь разумного с чувственным

 

На невещественном телесном Начале человека, а не на иной какой части Вещества его опочивает Начало его разумное: с ним-то оно совокуплено и на время Всевышнею десницею, осудившею его в сие узилище; однако по естеству своему оно господствует над телесным Началом, как и телесное Начало господствует над телом; и нельзя уже нам сомневаться в том, что оно в верхней части тела, или в голове, как выше показали мы, являет все свои способности; одним словом, оно употребляет сие Начало к исполнению чувственных дел сих способностей. Сим-то средством ясно распознается обиталище и должность двух разных Начал человека.

 

Однако, не взирая на то, что Начало телесное по своей Натуре и по своему месту ниже разумного Начала, человек ради союза своего с ним ощущает в своем разумном Существе страдания, беспокойства и недостаточества, и ту страшную темноту, котроая вводит его в Заблуждения. Сей-то союз принуждает его покоряться действию чувств сего телесного Начала, которого посредством ныне ему необходимо нужно, чтоб наслаждаться истинными принадлежностями, ему определенными.

 

Но как сие посредство переменчиво и непостоянно, и не всегда показывает ему свет в полоном сиянии, то для сего человек и не получает от него тех выгод и удовольствий, которые вместны естеству его.

 

О безобразии и болезнях

 

Для сего-то повреждения натуральные, или случайные, которые может ощущать Начало чувственное телесное, весьма вредны и разумному Началу; потому что от них слабеют и исполнитель его действия и орудие представлений его.

 

Сии приключения так понравились Материалистам, что они почти их твердою подпорою своей системы, то есть, положа за основание разумных способностей человека сложение тела его, сделали их зависящими во всем от доброго, или худого расположения тела, которое происходит от переменного течения Натуры.

 

Но после того, что сказано было о Свободе человека и о разности двух Существ, составляющих его, сии возражения неважны: человек не всеми пользуется способностями, которые могли бы принадлежать разумному его естеству; понеже по самому своему происхождению не все люди получают одинакую меру способностей, и понеже премногие случаи, не зависящие от их воли, могут ежеминутно растроивать телесное их сложение: но человек виновен, когда осбственным нерадением погубляет те способности, которые даны ему. Не все рождены для одинакого Наследия, но все ответствуют за то, которое им по жребию дано.

 

И так, какое бы неустройство, какой бы беспорядок ни ощущал человек в своем телесном составе и в разумных своих способностях, не должно почитать его для сего неповинным пред Правосудием; понеже сколь ни мало число и сила оставшихся ему способностей, но он должен дать в них отчет; а только от того, Который находится в безумстве, истинное Правосудие не может ничего взыскивать; потому что тогда уже сие Правосудие наказует его.

 

Не надобно также думать вместе с нашими противниками, что таковые неустройства и беспорядки телесные Началом своим имеют некий слепой Закон, котроым они тщатся истолковать Натуру. Мы в следующем покажем, как поведение человека в телесном его житии простирается и на самых его потомков; покажем также в пристойном месте, сколь велики способности Начала, Или сей причины временной, которой необходимо должно быть поручено правление Вселенной.

 

И так, размышляя о естестве сей причины временной повсемественной, которая не токмо существенно господствует над телами, но которая должна быть предводительницей во всех человеческих действиях, легко увидим, может ли что-нибудь случиться в сей телесной области без побудительной причины и цели.

 

Но паче должно верить, что все сии безобразия, все сии приключения, которым подвержены мы как по нашему телесному Существу, так и по Существу разумному, Всеконечно имеют свое Начало; но что мы не всегда его познаем; ибо ищут его обыкновенно в мертвом Законе Вещества вместо того, чтобы искать в Законах Правосудия, в злоупотреблении нашей воли, или в прегрешениях наших Предков.

 

Пусть ослепленный и легкомысленный человек ропщет на сие Правосудие, которое протирает наказание за отцовские грехи на потомство. Не приведу я ему доказательство сего Закона физического, по которому нечистый источник сообщает свою нечистоту протокам своим; понеже сей Закон всем известный бывает ложен и во зло употребляем, когда прикладывают его к тому, что не есть тело. Еще менее узрит такой человек, что сие Правосудие, как может наводить скорбь на Детей чрез Родителей, так может убелять и омывать Родителей чрез Детей, и сего довольно, чтоб остановить наши Умствования о сем Правосудии, доколе не будем допущены в его Совет.

 

Сие благоразумное, Праведное и спастилеьное помышление есть награда от самой Премудрости: как же она дарует оное тем, которые думают, что могут пробыть и без ее светильника, И уверились, что не имеют нужды в ином предводителе, кроме собственных чувств и грубых общенародных понятий?

 

Следствивя отрезания члена

 

Вопрос, объясняемый мною о месте, которое занимает душа в теле, ведет меня естественным образом к другому столь же важному вопросу о телесном Начале, и который не менее затрудняет Примечателей, то есть: для чего человек, лишившийся по случаю которого-нибудь члена, несколько времени имеет чувствоания, которые кажутся быть в том члене, кого уже он не имеет.

 

Если бы душа, или Начало телесное по мнению Материалистов была делима, то конечно по отрезании члена человек не страдал бы в сей части; понеже доли телесного Начала с отнятием члена, в коем они находились, разорвали бы связь с своим источником, исчезли бы сами собою и не могли бы дать никакого знака чувствительности.

 

Но и не в члене отрезанном должны мы искать Начала сей чувствительности; понеже напротив сей член с минуты своего отделения уже есть ничто для тела, от которого он отделен.

 

И так единственно в самом телесном Начале можем найти причину сего происшествия, и вспомния все Истины, доказанные мною, можем сказать, что в составе человека теперешнего как телесное его Начало служит орудием и органом способностям разумного его Существа, Так тело его служит орудием и органом способностям телесного его Начала.

 

Мы видели, что когда сие телесное Начало ощущает расстроение в главных органах тела, которые непременно нужны для действования разумными способностями; то может случиться, что и разумное Начало страдает от того; но не уповаю, чтобы кто подумал, что таковое страдание может дойти до того, чтобы повредить естество сего разумного Начала, ниже до того, чтоб разделить его каким-либо образом. Известно, что оно, поелику простое Существо, всегда пребывает одинаково, а токмо в способностях своих ощущает неустройство, и то потому, что как орган нужный для действоания их, и который должен доставлять ему противодействие разумное внешнее, без коего нельзя ему обойтись, не находится в состоянии совершенном; то действие сих способностей разумных уничтожается, или возращается на самое разумное Существо.

 

В первом случае, то есть, когда действие способностей уничтожается, Существо разумное доказывает токмо в себе лишение; и сие есть зачало слабоумия, или безумства; но не бывает тут болезненного чувствования, как то и известно, что дурачество не сопряжено с страданием.

 

Во втором случае, то есть, когда действие обращено на самое Начало, Показывается в нем смятение, беспорядок и недугование, которое есть точное страдание разумное; понеже сие Начало, которое всегда стремится действовать, чувствует себя стесненным в употреблении своих способностей.

 

Точно то же бывает и в страдании телесном в случае лишения члена. Тело долженствует служить органом Началу телесному, одушевляющему его: ежели сие тело теряет который нужный член, то и Начало телесное чрез то теряет часть своего органа, и не может уже действовать своими способностями во всем их пространстве; понеже действие той способности, которой нужен был отнятой член, не находя принадлежащего себе пособника, уничтожается, или обращается на самого себя: тогда-то происходит смятение и болезнь, весьма чувствительные в телесном Начале, от коего оно истекло, и тем паче, что отнятием члена подается удобность внешним и разорительным действиям отражать с вящею скоростию действие телесного Начала, И понуждать его обратиться к своему средоточию.

 

И так, не взирая на сие страдание, не можем допустить, что телесное, или другое какое Начало утратило часть от себя, а признаем просто, что всякое Существо телесное, Имея нужду в органах для исполнения своего действия, одлженствует тогда страдать, когда сии органы расстроены; потому что они не могут тогда производить дела, им свойственного.

 

Не совсем бесполезно заметить, Что сие может только случиться над четырьмя внешними членами, или над четырьям отношениями тела: ибо из трех главных частей, составляющих туловище с головю, ник оторое не может быть отнято без неминуемой погибели всего тела.

 

О трех действиях временных

 

Повторим краткое все то, о чем теперь говорено. Показал я чрез разные свойства Стихий многие различные действия в составе тела; показал я, что кроме двух противуположных действий, врожденных в сих телах, есть Закон высший, которым они управляемы, даже и в самых величайших сражениях их и в величайшем их возмущении; показал я потом, что сей высший Закон находится и ныне в человеке, в котором он отличен от чувственного, хотя и сопряжен с оным: и так не можем уже отрицать, что есть три действия, необходимо нужные для путеводительства временным вещам, по подобию трех Стихий, из коих составлены тела.

 

Из сих трех действий, которых поставила первая Причина управлять рождением Существ телесных, одна есть сия Причина временная, разумная и действительная, которая определяет действие Начала, врожденного в Зародышах чрез посредство второго действия, или того отражательного действия, без которого, Как мы выше признали, не было бы никакого произведения; и без сомнения из всего того, что мы видели доселе, довольно ясно усматривается и необходимость сей Причины разумной, коей действие высшее долженствует править двумя действиями нижними.

 

Источник невежества

 

Каким же образом сталось сие, что люди не познали ее, и вздумали, что можно без нее успевать в познании Натуры? Сего видна теперь причина. Они превратили числа, на коих основаны сии действия, так как превратили и те, на коих основаны Стихии; ибо с одной стороны где три, там признали два; с другой же стороны там думают видеть четыре, где есть только три; то есть, рассматривая два страдательных действия тел, потеряли они из виду Причину действующую и разумную, и от того не распознали и смешали действие и способности сей Причины со способностями двух нижних действий, равно как не распознали страдательной способности трех Стихий от способности действительной воздуха, который есть одно из сильнейших Начал противодействия Стихий. Когда же таким образом обезображены стали сии числа, то Примечатели не усмотрели уже отношения, находящегося между тройственным числом Стихий и тройственным числом действий, которые всеобщее и частное строение тел производит.

 

Не усмотрев же сего отношения и уничтожа его, Не почувствовали они необходимости и превосходства сего действия разумной Причины над двумя нижними действиями, служащими основанием всякому произведению телесному: все сии разные Причины и действия приняли они одно за другое, или лучше сказать, всех их смешали в одно.

 

Да и могли ли они предостеречь себя от сего заблуждения, когда сперва уже смешали Вещество с Началом Вещества; а приписав Веществу все свойства Начала его, легко было им приписать ему также все свойства и действия вышних Причин, которые непременно нужны для его существования.

 

Но теперь нельзя не увидеть, что не признавать могущества и необходимости третьей Причины есть лишить себя той помощи, которая одна остается Человекам ко изъяснению течения Натуры; есть давать ей иные Законы, нежели какие она поулчила; есть приписывать ей то, чего нет в ней; словом, сие есть допускать то, что не только не имеет правдоподобия, но что вне всякой возможности.

 

Необходимость третьей Причины

 

Кому неизвестно, что поставили люди на место сей Причины необходимые? Кто не ведает тех детских умствований, которыми они хотели без нее истолковать Законы Вещества и соорудить Систему вселенной? Слепые толкователи происхождения вещей, цели сотворения, долговременности его, действий его, сколько ни изъясняли они все сие, всегда говорили языком сомнения и неизвестности; и все их учение не столько есть Наука, Сколько непрестанный вопрос.

 

О случайности

 

Когда могли единою силою своего разума сделать сами сии примечания и усмотреть необходимую надобность Начала, которое бы предводительствовало Натуре; тогда или искали сего Начала в самом первом Существе и не убоялись унижать его пред нами, не отделяя действия его от действий чувственных вещей, или слегка мыслили о необходимости действователя посредствующего между Существом первом и Веществом, и не дав себе довольно времени рассмотреть, Какая б могла быть сия посредствующая Причина, назвали ее невразумительно причиною слепою, роком, случайностию и иными именами, которые, будучи без жизни и действия, усугубляли только тьму, в коей человек ныне погружен.

 

Не увидели они, что сами виною сей тьмы, что сия случайность рождена единственно от воли человека и место свое имеет только в невежестве его; ибо не может он отрицать, что законы, на которых состоят все Существа, должны иметь деяния неизменяемые и влияние всеобщее; но когда он растроивает исполнение оных в степенях Существ, подчиненных власти его, или когда сам себя ослепляет: тогда не зрит уже более сих нерушимых Законов и заключает, что они и не существуют.

 

При всем том нельзя ему подумать, Чтобы в деяниях и творениях первой Причины могла быть случайность; понеже как сия причина есть единственный и неисчерпаемый источник всех Законов и всех совершенств, то надлежит и порядку, который вкруг ее царствует, быть неизменяему, подобно собственной сущности ее.

 

Ниже в делах временной разумной Причины может иметь место сия случайность; потому что как ей особенно поручено временное творение Причины первой, то не возможно сему творению не стремиться непрестанно к своей цели и не одолевать всех препон.

 

И так токмо в деяниях частных Натуры телесной и в делах воли человеческой можем мы не увидеть правильности и содействий всегда верных и всегда предвиденных. Но если бы человек не забывал никогда, сколь тесным союзом сии деяния частные с волею его связаны, если бы всегда в памяти содержал, что он поставлен царствовать над самим собою и над чувственною областию; тогда увидел бы он, что, исполняя свое звание, не токмо возмог бы узреть Законы всеобщие, которыми правятся высшие области, и которые он столь часто не узнавал; но даже почувствовал бы, что власть сих Законов, навсегда нерушимых, изливается даже и на его Существо, равно как и на частные приключения темной его области, то есть, тогда бы не было случайности ни в отношении к нему, ни в отношении к какому-либо происшествию в Натуре.

 

Тогда если бы усмотрел он неустройство в частных деяниях сей Натуры, или если бы не знал причин происшествия их и правил, по коим они учреждаются, не мог бы приписать сего беспорядка и сего невежества иному чему, как токмо своему нерадению, или неправедному употреблению воли своей, котроая или не воспользовалась тогда всеми своими правами, или предпочла беззаконные.

 

Но чтоб снискать разумение сих истин, надлежит больше иметь упования, нежелеи каковое примечатели имеют, на великость человека и на могущество воли его; надобно верить, что ежели он выше существ, окружающих его, то пороки его, Равно как и добродетели, должны иметь непременное отношение и влияние на все его Владение.

 

И так должно согласиться, что невежество и развратная воля человека суть единственные причины сих сомнений, которыми видим его обуреваема ежедневно. Таким образом попустив загладиться в себе идее порядка и закона, объемлющего все, поставил человек на место их первую химеру, какая представилась его воображению; ибо и в самом ослеплении своем ищет он непрестанно начальной причины движущей Натуру: таким образом возобновляет непрестанно сие наказания достоянное заблуждение, чрез которое, посеяв добровольно вокруг себя неизвестность и случайность, сделался столь несправедлив и несчастен, что приписывает вину оных своему Началу.

 

И те самые, которые не отрицали, что телесные вещи имели начатие, не полагали им иной причины, как случайность, не ведая, что надобно быть первой Причине существования их, или не подумав, чтоб Причина, котроая вне их, могла рачить о них столько, чтобы привести их в действие; однако ж, уверены будучи, что сие существование не безначально, вместили они все в одни свойства тел и силу действующую врожденную, которая одушевляет их, и Закон высший, повелевший им родиться.

 

Такому же следовали они порядку и в изъяснении Закона, содержавшего бытие сих самых существ телесных; да сему и нельзя было уже быть иначе. Положа происхождению вещей основание мечтательное и ложное, надлежало сообразовать с ним и прочее здание; и так по их мнению тела живут сами собою и родились сами собою.

 

Что касается до тех, которые утверждают, что Вещество и телесные Существа всегда свое имели бытие, то их заблуждение гораздо грубее и оскорбительнее для Истины. Оба сии учения равно не познали Закона и первой Причины вещей, но одно из них проповедовало только, что в истолковании происхождения вещей можно обойтись и без Причины действительной и разумной; другое же уничижило сию Причину, поставя на равнее с нею Начало действительное телесных Существ и не почитая ее ни выше, ни древнее Вещества.

 

Примечатели далее поступили; ибо положив столь невнятные уставы течению и естеству вещеуй, заключив себя в столь тесном круге, Принуждены были приводить к сему кругу все явления и все происшествия, зримые во вселенной. По их мнению Существо, Не имеющее ни разумения, ни цели, сотворило и непрестанно творит все вещи; и поелику две только Причины суть орудия всего, что творится, то, как скоро нашли сих двух Причин в Существах телесных, не почли за нужное искать высшей Причины.

 

Счастье, что Натура не покоряется мыслям человеков; как ни слепа она, по их мнению, но оставляет их умствовать, а сама исполняет свое дело. Сие есть купно и неоцененное для них благо и изящнейший знак великости Существа физического и временного, которое правит ими, что течение сей Натуры столь твердо и неколебимо; ибо не позволяя системам человеческим проникнуть себя, и доказывая недостаток оных постоянным своим следованием данному ей Закону, принудит она их может быть некогда признаться в своих заблуждениях, оставить мрачные стези, по коим они влачатся, и искать Истины в светлейшем источнике.

 

О третьей Причине

 

Но дабы предупредить беспокойство подобных мне, которые могут подумать, что сия Причина действующая и разумная, о которой им говорю, Есть вымышленное и мечтательное Существо, скажу им, что есть люди, которые опознали ее Физическим образом, и что всякой также узнал бы ее, когда бы возложил на нее свое упование и потщился очистить и укрепить свою волю.

 

Однако должен я уведомить, что не принимаю сего слова Физический в общенародном смысле, приписывающем существенность и бытие тем только вещам, которые ощущаются чувствами вещественными. Самое малое размышление о всем том, что содержится в сем Сочинении, довольно покажет, сколь мало люди понимают смысл слова Физический, когда прилагают его к наружностям вещественным.

 

Примечание о двух Началах

 

Прежде, нежели приступлю к другому предложению, остановлюсь я здесь на время, чтобы отвратить могущее родиться затруднение, хотя я его несколько уже решил. В начале сего сочинения сказал я, что существуют два Начала противоположные, которые сражаются друг с другом, и хотя я показал, что злое Начало ниже доброго: однако после примечаний, которые делали мы над телесною Натурою, может кто подумать, что сии два Начала имеют необходимую друг в друге нужду к своему существованию, так как показали мы, что две нижние Причины, заключенные в телесных существах, необходимо друг другу нужны в рождении произведении.

 

К избежанию сей ошибки довольно припомнить мой довод, что всякое произведение, всякое дело, всякий плод в телесной Натуре, равно как и во всяком другом чине Существ, бывает всегда ниже своего Начала родителя. По сей низости телесная Натура немощна сама собою родиться без действия двух Причин, которые мы признали в ней и которые доказывают ее слабость и зависимость.

 

Но ежели временное сие сотворение произошло от Начала высшего и доброго, как и не можем в том сомневаться, то сие Начало долженствует повсюду являть свое превосходство и свою главнейшую принадлежность, которая есть иметь в себе все без изъятия, кроме зла, и кроме своих собственных способностей не иметь нужды ни в чем к сотворению всех своих произведений. Какое же должно быть состояние злого Начала? Н ето ли, чтобы токмо служить к показанию великости и могущества доброго Начала, которого никогда не возмогут поколебать злоухищрения злого.

 

И так нельзя сказать, чтоб злое Начало было и есть нужно вообще к существованию и явлению способностей доброго Начала, хотя сие злое Начало, имея втечение в бытие времени, необходимо нужно к поданию случая рождениям всех явлений временных; ибо, как есть явления не во времени, и как Начало злое не может выступить из временности, явствует, что Начало доброе действует без него: что можно видеть подробнее в последующем.

 

И так да научатся здесь люди отличать паки Законы и способности Начала единственного, вообще и во всем доброго и саможизненного, от Законов и способностей нижайшего Существа вещественного, которое ничего своего не имеет и не может жить без внешних вспоможений.

 

Союз истин

 

Довольно, думаю, показал я подобным мне, сколь неосновательны мнения человеческие о всех пунктах, о которых доселе рассуждаемо было. Поставлены будучи на путь, чтобы научиться отличать тела от Начала, врожденного им, убеждены будучи о простоте, единстве и невещественности сего Начала нераздельного, Неосообщаемого, которое не терпит никакого смешения, и которое всегда пребывает одинаково, хотя образ, которой оно производит и которым себя одевает, и подвержен беспрестранной перемене, могут они ясно видеть, что поелику Вещество состоит неоспоримо в зависимости, и действует однако по Законам всегда одинаковым, то две нижние Причины, содействующие воспроизведению его, и все деяния бытия его не могут всеокнечно обойтись без действия Причины высшей и разумной, которая повелевает, чтобы они действовали, и управляет ими, чтобы действовали с успехом.

Следственно, признаются они, что две нижние Причины необходимо должны быть покорены законам Причины высшей и разумной для того, чтоб времена и единообразность были наблюдаемы во всех их деяниях, чтобы плоды всех их разных действий не были ничтожны, безобразны и сомнительны, и чтоб могли мы понимать порядок, которой повсюду царствует.

 

Нетрудно им будет потом согласиться, что сия высшая Причина, не будучи покорена никаким Законам Вещества, хотя и поставлена ему путеводительницею, долженствует быть совсем отменна от него, что средство к познанию обеих есть поставлять каждого из них в своей степени, примечать особенные их способности, сравнивать их друг с другом для того, чтобы увидеть их разности, а не для того, чтобы смешать их, делать сие различие и в прочих Существах Натуры и в малейших ее частях, где и телесные и умные очи ее показывают нам, что есть всегда вместе два Существа, и что они соединены насилием; но притом помнить всегда, что сей союз есть временный, а не почитать его таким, который всегда был и должен всегда быть; ибо напротив мы видим, что он ежедневно прекращается.

 

Сии все примечания учинят человека благоразумным и мудрым, И воспретят ему пускаться безумно в неведомые стези, из которых не может выйти иначе, как обратным шествием, или должен впасть в отчаяние, когда почувствует, что далеко зашел, а времени ему мало осталось. Они же отведут его от камня претыкания, о который многие падают, когда сами собою и притом окруженные мраком дерзают судить о своем собственном и о естестве Истины. Мы увидим далее частые падения, которые были и суть следствиями вышереченного. Увидим, что сие есть источник большей части человеческих страданий, равно как ради отторжения своего от светлого состояния первого человеки час от часу ныне более утопают в студе и бедствии.

 


 

<<<НАЗАД|ОГЛАВЛЕHИЕ «О ЗАБЛУЖДЕНИЯХ И ИСТИНЕ» ЛУИ КЛОДА ДЕ СЕН-МАРТЕНА | ДАЛЕЕ>>>

 


 

 

 © Луи Клод де Сен-Мартен

Перепечатка, редактура и оформление © Teurgia.Org, 2011, 2012, 2013 гг.


Back to Top